– Омарицы – древняя семья, которая не уступит монаршей в родословной. На протяжении веков все мальчики-Омарицы рождались огненными магами. Завистники говорят, что старики-стеклодувы опускали новорожденных в чан с расплавленным стеклом, чтобы проверить, настоящий ли Омариц родился. Меня, наверно, не опускали, – горько добавил мальчик, перемешивая содержимое миски. – Родители до последнего не верили, что мне достался другой дар. Они до сих пор просят меня вытаскивать чаны из раскаленной печи, забывая о том, что я не защищен от огня. Словно надеются, что это, – Сальтер провел свободной рукой над головой, и ветер заиграл с его волосами, будто с высокой травой в поле, – пройдет само.

– Отец заплатил директору школы за молчание и перевел меня на домашнее обучение. Печь стала мне единственным другом, огонь – самым строгим учителем. Но я все равно люблю свое дело, – упрямо повторил мальчишка и закатил рукава рубахи, выставляя напоказ покрытые ожогами до самых локтей руки. Айя в ужасе поднесла ладонь ко рту. – Если нужно будет опять руки в огонь засунуть, лишь бы вместе с отцом вазу сделать, я засуну, еще сто раз засуну! Только не наказывайте его, – попросил Сальтер. – Я хочу доказать папе, что из меня стеклодув выйдет не хуже, чем из других Омарицев. Пока он пальцами лепит форму, я научусь делать то же самое с помощью воздуха, вообще не прикасаясь к стеклу руками. И тогда, наконец, он будет мною гордиться. Обещаю.

* * *

Айе сложно было оставить Сальтера и просто уйти, но мальчик убедил принцессу, что не нуждается в ее помощи. Дочь короля остановилась на улице, все еще размышляя над увиденным в мастерской. До встречи с Сальтером она думала, что только черное пламя можно посчитать проклятием, а не даром Владык. Но для мальчишки-стеклодува, окруженного лишь огненными магами, даже самый слабый дар пламени был бы предпочтительнее воздуха. Айя понимала, что Сальтер чувствовал себя чужим среди своих, отщепенцем, который никогда не будет принят как равный. Именно так ей описывал свое бессилие Джонас в те редкие моменты, когда у него не было сил храбриться.

Улицу давно пленила ночь – ясная и безветренная, тихая предвестница грядущих холодов. Во внутреннем дворе, кроме гостьи и ее охраны, не было ни души. Не горел свет и в соседних к Омарицам домах – трудолюбивые соседи уже поднялись во снах к волнам Вечного Океана. Даже кучер принцессы посапывал в воротник, а лошади склонили сонные головы до самой земли. Один Тео, казалось, совсем не устал – он рассматривал звездное небо над головой, да так внимательно, словно далекие огни между землей и Океаном вот-вот откроют ему дорогу к Санкти. Сейчас, в уединении тихой улицы, Долор выглядел тенью себя самого; настолько открытый и безопасный, что Айя не смогла молчать.

Принцесса сделала пару шагов к Тео, и водный маг оторвался от созерцания неба. В тишине двора при свете звезд ей казалось, что этот маленький клочок земли между ней и Глубиной оторван от целого мира, как страница, вырванная из книги. И они вместе с кусочком мощеной дороги где-то в другой реальности, где Айя желала вырвать из груди то самое перо души и протянуть его стоящему напротив человеку. В этой реальности поцелуй, случившийся часами ранее, уже не казался принцессе сумасбродным, отчаянным поступком. Пусть исчезнет эта страница из жизни; Айя не хотела жалеть о том, что сделала тогда и что сделает сейчас.

– Прошу, скажи мне, Тео, – принцесса втянула ртом воздух, как утопающий, на мгновение освободившийся из объятий воды, – если пройдет этот день, а за ним еще один; когда растворятся в течение лет сотни и тысячи дней, и каждый из них понемногу заберет твою ненависть ко мне и память о содеянном… Может ли настать тот день, когда не останется ничего? Когда ты посмотришь на меня и не увидишь больше убийцу и лгунью. Сможешь ли ты вновь рассмотреть во мне девочку, которая подглядывала за тобой в гончарной мастерской? Которая влюбилась в тебя без оглядки и которую ты тоже был готов полюбить?

Тео был безмолвен настолько долго, что Айе показалось, будто ее охранник на самом деле – высокая скала, о которую она бесконечно разбивается волнами. Что слова ее, как соленые брызги, не доберутся дальше подножья. Но они уже были произнесены, и принцесса ждала ответа, не жалея, что посмела ворошить прошлое.

– «Глубина – имя, которое я вверяю тебе вместе со своим обещанием. Верни его, когда потребуешь моей смерти», – сорвались с губ желанного человека знакомые слова, и Айя замерла. – Я ношу дареное тобою имя, чтобы помнить о том, на что имею право. У меня есть цель в жизни. Я не могу забыть. Но если бы смог… – Тео закрыл глаза, и призрачная, неосуществимая, как ему казалось ранее, идея на миг стала реальностью. Карикатурной, раздутой, как мыльный пузырь, картинкой. Ничего общего с жизнью, о которой он когда-то мечтал. И все же…

Если попытаться найти в прошлом последний день, когда он был счастлив, когда чувствовал себя живым, настоящим, с надеждой на будущее, то память вернет его на берег реки в день Погружения. А на коленях будет лежать Айя с мокрыми косицами, цепляющаяся за его руки. Ведь тогда он спас ее жизнь. А после она растоптала его.

Пальцы Тео чуть шевелились, будто перебирая невидимые бусины Ям-Арго. В голове эхом звучал смех пятнадцатилетней принцессы. Перед глазами появилась и она сама – с длинными светлыми косами; влюбленная, счастливая обманщица. Она рвалась за пределы памяти, наружу, на волю, чтобы вновь предстать перед ним, но уже во плоти. Тео не мог заставить ее исчезнуть, против воли чувствовал, как тоска о прошлом поднимается в нем, заливая нос и уши, впитываясь в кожу. Он устал от жизни с одной лишь целью, с ледяной рекой внутри. Он хотел чувствовать, но не мог себе этого позволить, пока Глубины в нем больше, чем Тео.

– …не уверен, что я захотел бы видеть тебя рядом. Кто знает, что ждет нас в будущем. Мы можем и вовсе не дожить до этого дня.

В его голосе послышалось сомнение.

Страж сделал приглашающий жест, и принцесса быстро заняла свое место в карете. Айя поняла, что разговор окончен, и не хотела испытывать судьбу, продолжая ходить по опасному краю. Только вот нахлынувшую радость нельзя было спрятать внутри – легче солнце укрыть покрывалом. Раньше Тео отказался бы от самой мысли представить себе жизнь рука об руку с принцессой. Холодно пресек бы ее попытки, отмахнулся бы, как от назойливой мухи. А теперь… теперь у нее появилась хоть и призрачная, но надежда.

* * *

Джонас едва мог вспомнить, что ответил принцессе, стоило только услышать имя Кирана среди тех семи, предоставленных директором.

– Киран? Сын Никсов? – уточнил он, пока перед глазами одна за другой мелькали картинки из прошлого.

– Да, тот мальчик, за чье домашнее обучение мы с тобой ратовали. Тогдашний директор был посложнее Аарона – все ему объясни, как маленькому… Хотя его согласие в итоге обошлось дешевле.

Айя говорила беспечно, и драконий сын поначалу все не мог понять – неужели она не видит очевидного?

– То есть мы…

– …и так знаем, как он оказался на домашнем обучении. Итого шесть человек вместо семи. Аарон обманул меня даже там, где не собирался.